История колонии Икор (Землепашец), с.Ромашкино

Глава II

Привыкают и к хорошему и к плохому. Люди поняли, что Сталин не свернет со своего пути, что колхозы - это надолго. Менялись председатели колхозов и, наконец, был избран умный человек, Абрам Григорьевич Золотонос. Он вырос на земле крестьянской, назначил своим заместителем бригадира Арона Ильича Годосевича, человека, который всю душу вкладывал в работу. Вставал он в 4 часа утра независимо от времени года и до позднего вечера на одноконной бестарке (это такие брички) успевал объезжать все хозяйство. Оба понимали, что нужно с уважением относиться к земле, и она отдаст человеку все. Соблюдался севооборот, задолго до Хрущева начали выращивать кукурузу на силос и зерно. Люди постепенно стали лучше трудиться. Самое главное, что огорчало людей, - это то, что они не были хозяевами своего труда. Колхоз "Икор" собирал лучшие урожаи в районе, а в ряде сел председателями были пьяницы, нерадивые люди. Наш колхоз давал по 0,5 кг зерна на трудодень, позже по 1 кг, а везде выдавали по 200 граммов.

Поток людей шел в наш колхоз, но не было свободного жилья. Золотонос всегда говорил: "Ищите жилье, и я вас приму в колхоз". Кое-кому удавалось. На лето в помещении школы организовывали детский сад, чтобы побольше женщин привлечь к работе. Правительство стало окончательно ликвидировать НЭП, и поток переселенцев увеличился. Но колхоз еще не имел сил и средств строить дома. Устав сельхозартели не выполнялся совершенно. Там было черным по белому написано, что после выполнения планов перед государством колхозники своими продуктами распоряжаются по решению собрания, обеспечив колхоз семенами, кормами для общественного животноводства. Но на деле было по-другому. Наш колхоз всегда выполнял план, нужно было давать встречный план, а после того, как слабые колхозы все сдали под метелочку и не могли выполнить свой план, нашему колхозу давали дополнительный план. Как ни шумели ничего не помогало. Так получалось не только с зерновыми, но и с продуктами животноводства и виноградом. Но, слава Богу, кукуруза выручала наших колхозников.

Однажды ночью к нам постучали в дверь, отец вышел и долго с кем-то говорил, наконец впустил в дом мужчину и женщину. Это были сбежавшие из украинского села Строгоновки Семен Фандеев с женой. Их родственник работал в сельсовете и предупредил, что его и жену Полю должны раскулачить и выслать. Ночью они покинули деревню, ночами шли, а днем прятались в балках. Это был овощевод-любитель. Наутро отец с ним пошли к председателю Золотоносу и их приняли в колхоз. Вопреки всем колхозам в пригородной зоне курортного города развили мощное овощеводство - это сразу поставило колхоз на ноги. Взяли кредит, пробили скважину для поливного овощеводства, и овощей стало хватать для санатория и для всех членов колхоза. На каждые 10 дней в колхозе делали ведомость на получение капусты, моркови, огурцов, помидоров, болгарского перца, картофеля, а позже дынь и арбузов. Теперь выгадывал тот, кто имел больше трудодней, поэтому старались ежедневно выходить на работу. Мы, дети 10-11 лет, в каникулярное время тоже шли на работу в колхоз.

Колхозу нужен был опытный агроном, таким оказался требовательный человек по фамилии Кило, знаток зернового хозяйства, и тогда наш колхоз сделали семеноводческим. Это давало большие прибыли: все колхозы получали у нас семенной материал и за каждый килограмм платили 1,5 кг несеменного. Кило весь день был в поле, проходил поля по диагонали с металлической линейкой и измерял глубину вспашки. Если тракторист "химичил", мелко пахал, чтобы набрать больше гектар пахоты, он браковал поле, и тракторист все перепахивал за свой счет. Но Кило был скрытый антисемит, он страшно ненавидел евреев, но открыто это не высказывал. На прицепном инвентаре был плугатор, который чистил лемех плуга на каждом повороте при выходе из поля, и не дай Бог, если плугатор не сидел на плуге, а спал на обочине поля, он душил его, бил, и все боялись агронома, как огня.

Что еще давило колхозников - налоги. Нужно было сдавать 300 литров молока нужной жирности, 150 яиц, 40 кг мяса, 2 шкуры. Это было разорительно, но и здесь нашлись: Салите Мотл и Давиду Шаху несколько семей поручили купить корову на рынке и сдавать за них и мясо, и шкуру, а молоко и яйца сдавали сами. Но еще душил заем. На заем подписывали нагло, на столько, что едва хватало в конце заработка, чтобы с ним рассчитаться.

НКВД подключило свою деятельность и к колхозам. У нас было два стукача: Салита Мотл и Трейвус. Мотл Салита был ночной конюх, а днем он был всегда на рынке и не пропускал случая купить корову и перепродать ее на мясо, и вот его завербовало НКВД, закрывая глаза на то, что он спекулирует. Он никогда не высыпался, спал на ходу верхом на лошади. И вот был такой случай: когда колхоз выполнил планы по всем обязательствам, дали еще дополнительный план по зерну. Решили проводить собрание, приехал председатель райисполкома Лев Абрамович Алукер. Он отлично знал, что колхозники поднимут шум, ведь они не виноваты, что где-то работают бездельники, они же старались и выполнили все планы, и встречный тоже. Алукер договорился дома, чтобы жена позвонила по телефону в Икор. На подоконнике сидел Мотл Салита и, как всегда, спал и вдруг со сна он упал. Все начали смеяться над ним. Утром он должен был явиться в НКВД и доложить, кто выступал на собрании против. Когда он явился и сказал, что был на работе ночным конюхом и ничего не знает, ему заявили: "Как это так, вы ведь сидели на подоконнике, уснули и упали на пол". Мотл понял, что есть в деревне еще один стукач. Об этом случае он мне рассказал в 1943 г. во время войны, когда я получил отпуск и приехал к ним в гости. И вот идет собрание, Алукер выступил с яркой речью, но колхозники доказывали свое: мы работаем лучше всех и должны жить лучше, их слова тонули в общем шуме негодования. И вдруг раздался телефонный звонок. Алукер подбежал к телефонной трубке и громко спросил: "Кто говорит? Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! Я слушаю Вас". "Передайте мою благодарность колхозникам Икора, которые помогают Крымской автономной республике выполнить план продажи зерна". Во время телефонного разговора в клубе была гробовая тишина, в душе все понимали, что это утка, но все проголосовали и с разбитой душой разошлись по домам.

Наступление на НЭП шло беспощадное. Начался наплыв мелких лавочников, торговцев дегтем, стекольщиков, сапожников. Икорцы не желали принимать их в колхоз, и в деревне образовался другой колхоз Най-Икор. Эти люди не были приспособлены к работе на земле, бедные, у каждого куча детей. В числе этих переселенцев приехал из Белоруссии мой будущий тесть Израиль Моисеевич Яхнович. Он был владельцем водяной мельницы, круподерки. Предвидя, что к нэпманам станут применять жесткие меры воздействия, он добровольно сдал все государству, и его назначили заведующим мельницы. Но вскоре его тихонько предупредили, чтобы он немедленно уезжал, ибо ему грозит высылка на Беломорканал, т.к. он содержал на мельнице наемных работников. И он переехал в Икор. Израиль Моисеевич был слаб здоровьем, сельский труд оказался для него непосилен. Он был культурный человек, прочитал все произведения Достоевского, Льва Толстого и закончил рош а-шиве, т.е. имел высший духовный чин, но к религии относился равнодушно и ничего не прививал своим детям и внукам. Главной заслугой Советской власти считал то, что она открыла доступ к наукам простым людям. В Най-Икоре дела шли из рук вон плохо, землю им отвели очень далеко, и они не имели понятия, как ее обрабатывать. Поэтому районное начальство путем выкручивания рук долго добивалось, чтобы колхозы соединить в один. Израиля Моисеевича направили на курсы пчеловодов. Эта работа была ему по душе, и он до 75 лет работал пчеловодом.

В это время в Икоре начались аресты. Первым арестовали Мордуха Панича, кто-то знал, что у него есть иностранная валюта (доллары). Ночной обыск ничего не дал. Его арестовали, но и бесконечные допросы ничего не дали. Тогда его ночью повезли на кладбище, и он сломался, написал записку, и его жена отдала 50 долларов, тогда его выпустили. Арестовали Шмуэля Барского. Он сломался сразу. К Гиршу Шамеро приехали с обыском, нашли несколько золотых вещей (часы, цепочки, кольца, брошь, серьги), но не арестовали, просто забрали все.

Молодежь начала уезжать из села, и, в конце концов, почти все уехали. Это сильно подорвало колхоз в кадрах. Хотя в 1936 г. выдался самый богатый урожай, давали по 2 кг зерна на трудодень, но ничто не могло удержать молодежь, коллективизация погубила чувство хозяина. "Агро-Джойнт" свернул свою работу, отменили изучение еврейского языка в школах. Колхозу ничего не оставалось, как начать прием русского населения в колхоз. Икор был первым селом, который электрифицировал все дома и общественные помещения, фермы и улицы. В газетах "Крымская правда" и "Коллективист" все время появлялись статьи о колхозе Икор.

Абрам Григорьевич Золотонос мучительно переживал, что молодежь уезжает, но надо было поддерживать престиж колхоза. В него были приняты семьи Бочуловского, Титова, Коваленко, Громова и ряд других. И никто не знал, что эти люди, кроме Громова, станут активными полицаями во время войны. Жена Бочуловского Соня была выбрана членом правления. Строго каралось в колхозе даже мелкое хищение. Гита Рабинович, работая на уборке огурцов, взяла ребятишкам 2 огурца, и Сонька Бочуловская потребовала созвать правление колхоза и осудить ее. Она срамила Гиту, и та стояла и плакала и клялась, что больше никогда такого не сделает. Хаима Ципарского вызвали на правление за то, что он якобы безжалостно избивает лошадей. Хаим переживал, что на заседании правления, а также на общих собраниях, нужно было выступать по-русски. Когда он пытался говорить по-еврейски, из зала раздавались голоса: "Говори по-нашему". И Золотонос вежливо обращался и просил говорить по-русски.

Учитель Иосиф Исаакович Хенкин был очень огорчен тем, что постепенно отменили изучение еврейского языка в школе. Раз в школе учились и русские дети, то в расписании уроки еврейского языка ставились последними. Но что удивительно, большинство русских детей добровольно изучали еврейский язык, и довольно успешно. Большим событием было создание еврейского театра в Крыму. Он разъезжал по еврейским селам и ставил пьесы, как из еврейской классики, так и из современных еврейских писателей. Он обычно приезжал на 5-6 дней, в последний день давался концерт на еврейском языке, пели частушки на злободневные темы. Любимцем публики был Каминский. Абрам Михайлович Щеголев был инспектором по качеству, с утра до позднего вечера он обходил поля и следил за качеством работы. Жена у него была русская, но она прекрасно говорила по-еврейски и соблюдала все еврейские праздники. Как-то перед праздником Йом Кипур Абрам Михайлович задержался в поле, а нужно было покушать до захода солнца, чтобы назавтра соблюсти пост, она всех, кто шел с поля, спрашивала, где ее Абрам, и успокоилась, когда увидела, что он спешит.

Началось наступление на тех, у кого родственники за границей, запрещали вести переписку. Бабушкины родственники уехали в США еще в 1910 г. и помогали ей, высылая доллары. Уже с 1935 г. начали выдавать советскими рублями, она плакала, иногда ей удавалось выпросить, а чаще даже не хотели с ней разговаривать.

1939 г. ознаменовался вторым раскулачиванием. Сталин увидел, что колхозники живут в основном за счет своего подсобного хозяйства. Так было во многих хозяйствах страны. На личные хозяйства никто из властей не обращал внимания. А в Икоре была организована продажа продуктов животноводства, каждый вырастил вторую корову. И вдруг вышел указ Сталина о нарушении устава колхоза, и начали конфисковывать все лишнее, причем не оплачивая ни копейки. Забивать на мясо категорически запрещалось, и только из Икора отправили государству на мясокомбинат целое стадо высокопродуктивного скота. Как люди ни выступали на колхозном собрании, чтобы до определенного срока разрешили привести свое хозяйство в соответствии с указом, начальство слушать не хотело, срок был дан 24 часа. Все боялись, т.к. начались массовые аресты врагов народа. В татарском селе Картби пол-села было арестовано, в немецкой колонии Мойнаки было арестовано все руководство колхоза. Я в это время учился в школе г. Евпатории. Каждый день в школе гудела сирена, все мы бежали в спортзал, и директор школы объявляла, что в школе орудовал враг народа учитель географии Соколов, затем старушка учительница немецкого языка Эмма Павловна. Из арестованных никто не вернулся живым. Каждый секретарь райкома должен был найти 25 врагов народа, а секретарь обкома - 50. Массовые аресты прокатились по всей стране. Запрещалась всякая связь с заграницей, и после смерти бабушки отец перестал переписываться с родственниками из США. Но как бы то ни было, наш колхоз набирал силу, люди трудились очень хорошо и желающих поступить в колхоз было много, но сдерживал вопрос с жильем. В это время из городов посылали в колхозы партийных работников. В Икор приехал из Севастополя Мордкович, он был человек сдержанный, обходительный и довольно уважительно относился к евреям. Он должен был создать в деревне коммунистическую ячейку. Но желающих вступить в партию не было, только один нашелся Еся Каминский. Член партии должен был информировать о настроении людей, о тех, кто не доволен Советской властью. Люди старались держать язык за зубами.

Колхоз набирал силу, урожаи зерновых были отличные. Начали вводить посев хлопчатника, который никогда не рос в Крыму, т.к. ему нужно орошаемое земледелие. Но такие культуры, как озимая пшеница, кукуруза давали хорошие урожаи.

Бригадир Арон Ильия Годосевич с 4 утра не сходил с бестарки. Когда он ехал по улице, то часто засыпал прямо в бестарке. Лошадь его была приучена останавливаться, если кто-то подходил, тогда Арон Ильич просыпался и выслушивал просьбы колхозников.

Читать 3 часть