С церковниками не по пути (из воспоминаний бывшего дьякона)

********************************************************************************************

После тяжелых переживаний, перенесенных мною во время Великой Отечественной войны, я искал утешения в церкви, так как с детства был воспитан в религиозном духе, пел и прислуживал в церкви еще маленьким.

Мукачевский епископ Нестор, портрет которого я писал с натуры, узнав, что я знаком с церковным богослужением и обладаю хорошим голосом и слухом, предложил мне рукоположиться в дьяконы, обещал обеспечить заказы на художественную работу для церкви.

Меня увлекла мысль применить свои знания по археологии в иконописи, изображающей «святых» людей, живших в разные эпохи (например, князь Владимир, Александр Невский). Увлекла меня и возможность художественного творчества: воссоздавать облик этих людей, почитаемых церковью «святыми».

Однако, как вскоре я убедился, ничего этого духовенству не нужно. Цель всей деятельности священнослужителей, по моему глубокому убеждению, сводится к тому, чтобы наживаться за счет верующих, используя их религиозные предрассудки.

Еще в древности народ сложил поговорку: «У попа очи завидущие, а руки загребущие». И если бы верующие отдали себе отчет в том, на что идут деньги, приносимые ими в церковь, они бы ужаснулись.

Не ограничиваясь накоплением денег, получаемых от верующих, и приобретением домов, духовенство щедрой рукой тратит трудовые народные деньги на удовлетворение своих прихотей, обжорство, пьянство, разврат.

Комфортом и роскошью окружает себя высшее духовенство. Не отстают от них и их наперсники и любимцы. У нынешних «апостолов» шкафы ломятся от множества ряс и подрясников, сшитых из самых дорогих тканей. Проповедуя верующим соблюдение постов, духовенство у себя дома, в своем кругу, не стесняется есть мясо и сало и в великий пост. А сколько низкой зависти, интриг, взаимных «подсиживаний», клеветы и предательства в этом «духовном» мире!

Проиллюстрирую моральный облик современного духовенства на одном крымском примере.

В Евпатории в должности настоятеля Ильинской церкви состоял некто Михаил Семенович Севбо.

Присмотревшись и прислушавшись к своей пастве, Севбо быстро учел ее вкусы и требования: отпустил бороду по грудь и волосы по пояс. Не вылезал из подрясника, а для пущей важности шествовал по улицам с посохом в руке. Словом, имел вид настоящего «старорежимного» батюшки.

Не удовлетворившись этим, он прибег к более тонкой маскировке: уверил всех, что не ест мяса и рыбы, не пьет хмельного, а в богослужебные дни даже рта не полощет, чтобы, не дай бог, и капли воды не проглотить.

Хитрить и лицемерить Севбо научился, еще будучи в панской Польше.

Вскоре вся паства, состоящая преимущественно из пожилых и престарелых женщин, уверилась, что в лице отца Михаила приобрела неоценимое сокровище: и облик у него, как у «прежнего» батюшки, и постник он, и молитвенник.

Но Севбо было мало славы «праведника», он решил дополнить ее славой «деятеля».

И вот отец Михаил затевает шумиху с ремонтом церкви. А церковь, говоря откровенно, выглядела весьма неприглядно: почерневшие стены, растрескавшаяся колокольня — одним словом, мрачный гриб, портящий весь евпаторийский пейзаж.

А главное, здание оказалось аварийным. Однако Севбо и тут сумел повернуть по-своему: мол, никакой опасности нет, все преувеличено - и начал усердно пропагандировать идею внутренней отделки церкви, причем за счет усердия и «самодеятельности» очарованных им прихожанок.

Расчет у Севбо был простой: и церковные деньги будут целы, и пыль в глаза будет пущена.

Для чего надо отцу Михаилу беречь церковные деньги, читатель увидит дальше.

Работа закипела: сам настоятель церкви во главе организованной им бригады, засучив рукава, принялся освежать старую живопись в куполе и покрывать стены новой. Он ходил в затасканном подряснике, ел из общего котла с членами своей бригады — словом, рубаха-парень, свой в доску!

Тогда же этот «праведник» вступил в интимные отношения с некоторыми женщинами из «ремонтной бригады». Но, боясь огласки, предусмотрительно прибег к радикальной чистке избранной верующими «двадцатки»: распустил ее и собрал новую по своему вкусу, про¬гнал прежнего старосту, окружил себя преданными людьми.

Новым старостой был избран малограмотный, темный человек, Бублик, весьма удобный для настоятеля во всех отношениях. За эти драгоценные свойства и рабскую преданность настоятель церкви милостиво позволяет новому старосте греть руки у церковной кассы.

Окружив себя темными людьми, новоявленный евпаторийский «святой» устроил на хорах церкви уютную кабинку с хорошо оборудованной постелью.

Впрочем, «таинство» исправления грешниц совершалось иногда даже в пономарне, в непосредственной близости к алтарю. Если грешница нечаянно забеременеет, ей предоставляется отпуск, после чего она, избавившись от бремени, снова появляется в церкви, оставаясь, как ни в чем не бывало, «присно девою».

Не отставал от настоятеля и староста Бублик. Он так погряз в любовных утехах с прихожанками, что его супруга, подкараулив однажды ночью возле церкви, публично отхлестала по физиономии и блудливого мужа и его любовницу.

Живущие рядом с церковью старики-пенсионеры Стасинские неоднократно слышали по ночам подозрительные звуки, несущиеся из запертого храма. Эти звуки весьма напоминали женский визг и хохот. Долго недоумевали они, что бы это значило, готовы были отнести слышанное на счет «козней дьявола». Но вот однажды вечером, войдя во двор, пенсионерка услышала, как церковная сторожиха с упоением рассказывала кому-то о развеселом житии прихожанок. Оказывается, когда после службы верующие расходятся по домам, церковный «актив» остается в церкви. Староста приносит из магазина водку, вино, закуски, и в опустевшей церкви начинается новое «всенощное бдение» при закрытых дверях.

Многие из верующих узнали о похождениях отца Михаила. Одни из них перестали ходить в церковь, другие ходят туда, скрепя сердце, по привычке.

Усердно экономя деньги при расплате с мастерами, участвовавшими во внутреннем ремонте церкви, Севбо столь же усердно вымогал у верующих деньги на покупку дома для «духовенства», то есть, попросту говоря, для себя лично. Эта мысль о собственном доме на церковные деньги давно и крепко засела в его голове. Он в восторге от евпаторийского климата и от окружающих его «прекрасных грешниц», ничего не жалеющих для своего обожаемого «батюшки».

За 12 лет дьяконства я имел возможность достаточно убедиться в том, что церковный мир является насквозь прогнившим и морально разложившимся, тормозящим движение вперед, к светлому будущему, к которому стремится весь наш советский народ. Вот почему я этим письмом решил навсегда порвать с миром церковников, вернуться снова к общеполезному труду, к деятельности гражданского художника, каким был до рукоположения в дьяконы.